Павел I Петрович. Император-рыцарь Павел I Какой рыцарский орден возглавил павел 1 в

Осенью 1798 года Павел I торжественно принял звание Верховного магистра Мальтийского ордена. Этот неординарный поступок Российского императора, вызвал легкое недоумение, а затем настоящий шок у монархов просвещенной Европы. Что им двигало: причуда, политическая или военная необходимость?

Версия первая: рыцарская

Историки, подробно изучавшие биографию Павла I, неизменно отмечали его болезненное самолюбие и сложный, непредсказуемый характер. Причиной тому, по их мнению, стала необъявленная ссылка Павла I в Гатчину, а также отлучение от государственных дел по инициативе его матери - Екатерины II. Властная императрица не любила сына. Она санкционировала убийство его отца - Петра III, а наследником русского престола планировала провозгласить собственного внука - Александра I. Совершенно логично, что в характере Павла I с ранней юности сформировалась болезненная тяга к справедливости. Из воспоминаний Ф.Д. Бехтеева, воспитателя будущего императора известно, что с ранней юности его настольными книгами являлись рыцарские романы о подвигах рыцарей Госпитальеров. Они оказали большое психологическое влияние на формирование его мировоззрения. Не удивительно, что когда граф де Литта, посол Мальтийского ордена в России предложил Павлу I принять сан Великого магистра ордена, тот с радостью согласился. Православного императора не смутил даже тот факт, что ему формально пришлось бы подчиняться Папе Римскому Пию VI. Российскому Императору намного важнее было исполнить свою юношескую мечту, надев рыцарскую мантию кавалера Мальтийского ордена.

Версия вторая: державная

Кроме личных причин возглавить Мальтийский орден, Павел I видел в этом шаге несомненные государственные интересы. Как известно, во время Египетского похода Наполеон I изгнал рыцарей ордена с острова Мальта. Большая их часть эмигрировала в Россию, с которой у ордена со времени царствования Петра I сложись добрые союзнические отношения. Став Великим магистром Мальтийского ордена, Павел I планировал присоединить его земли к Российской империи, тем самым бескровно расширив ее владения в Европе. Самое удивительное, что ни Римский Папа Пий VI, ни европейские монархи не оспорили назначение Павла I Великим магистром Мальтийского ордена. По его распоряжению были напечатаны новые географические карты Российской Империи. На них остров Мальта, значился как одна из губерний страны. Все испортили англичане. Адмирал Нельсон выбил французов с острова. Но впоследствии вопреки обещанию, данному им ПавлуI, передать управление Мальтой Российскому императору, не сделал этого. В ответ, разгневанный Павел I приказал наложить эмбарго на английские суда и товары, находящиеся в Российских портах.

Версия третья: военно-политическая

Европейские правители, узнав о решении Российского императора возглавить Мальтийский орден, были крайне удивлены этому факту. Дело в том, что к концу XVIII века орден практически полностью потерял свое значение в Европе став по меткому замечанию Наполеона I: «учреждением для поддержания в праздности младших отпрысков нескольких привилегированных семейств». Тем не менее, у ордена существовало одно неоспоримое преимущество – стратегически важное расположение Мальты в центре Европы. Еще Екатерина II во время русско-турецких войн 1788-1791 годов искала место для создания русской военно-морской базы в Средиземном море. Мальта, как нельзя лучше подходила для этой цели. Возглавив Мальтийский орден, Павел I планировал получить контроль над военными и торговыми путями в средиземноморье. Данный форпост был необходим ему для борьбы со стремительно расширяющимся военно-политическим влиянием Англии и Турции. К сожалению, Александр I, после убийства своего отца, не стал продолжать его политики, полностью отказавшись от поддержки Мальтийского ордена. Тем самым он потерял для России возможность создания военно-морской базы на Мальте.

Попытка сделать из православной России метрополию католического ордена Святого Иоанна Иерусалимского, а самому стать его главой в высшей степени характеризует личность императора Павла I. И прежде всего, как мастера эпохального государственно-политического жеста. Не жестикуляции, а именно - символически значимого, эстетически зрелищно впечатляющего, имеющего широкий общественный резонанс „большого" жеста. При этом царя нимало не смущала парадоксальность ситуации, когда фактический глава православной церкви, русский самодержец, в качестве гроссмейстера Мальтийского ордена должен был хотя бы номинально, но подчиняться римскому папе Пию VI. Подчиняться Павел I никому не собирался, хотя с главой католической церкви у него складывались неплохие отношения.

Обстоятельным образом течение событий, связанных с внедрением Мальтийского ордена на российскую почву, изложено в подробно документированной статье Г. В. Ви-линбахова. Нас же интересует несколько иное: сама личность императора и отпечаток, налагаемый ею на период его царствования.

Причины столь своеобразного „предприятия" Павла I лежали не только в сфере военно-политических соображений, и это достаточно общепризнанно. Из дневника его воспитателя Порошина известно, что уже в десятилетнем возрасте Павел находился под обаянием славных деяний средневековых рыцарей ордена Святого Иоанна. Он воображал себя то кавалером, то послом Мальтийского ордена. Ретроспективизм, историческая экзальтация, рыцарское чувство чести, понятие о долге, благородстве, справедливости были вполне присущи Павлу - наследнику и императору. Но все дело в том, что мистическая „перекличка" реалий высокого средневековья и позднего XVIII века происходила в мыслях и чувствах абсолютного монарха, не только стоявшего над законами и обычаями своей страны, но и желавшего стоять над ними, человека, совершенно убежденного в своем праве преобразовывать подчиненную ему жизнь по собственному разумению, волеизъявлению и рациональному проекту. Император обладал натурой импульсивной, нетерпеливой, мнительной, умом, внимательным к мельчайшим деталям, волей к немедленному осуществлению непредсказуемых и быстро принимаемых решений, характером, не терпящим возражений или малейших признаков неповиновения, да ко всему прочему изрядным воображением. А потому можно было предписывать баронессе Строгановой обедать не в три часа дня (слишком поздно), а в час, делать выговор умершему генералу Врангелю („Умершему выговор" - резолюция Павла), запрещать собственной жене приглашать в свои покои сыновей без разрешения правителя России, лишать петербургских горожан права передвигаться по городу после вечерней зари, т. е. после 9 часов вечера (кроме врачей и акушерок). Невозможно было искоренить французскую революцию или коварный Альбион, упразднить Бонапарта или якобинство, зато запретить аплодисменты, бакенбарды, фраки, жилеты, башмаки с лентами, круглые шляпы, „сапоги, ботинками именуемые" можно было попытаться. Равно как и не допустить употребления таких слов, как „отечество", „свобода", „представители", „клуб", „совет" и тому подобное.

Павел-император и у современников, и у потомков имел одну из самых плохих репутаций среди Романовых. Не безусловно дурную - разброс мнений был; были и добрые или двойственные суждения. Но думается, что феномен Павла I нуждается не столько в оценках, сколько в понимании и объяснении.

Если взглянуть „социологически", то Павел I - это маргинал на троне. Всю свою жизнь „до престола" он прожил как-то на обочине, на периферии материнской любви, придворной жизни и общественного внимания, вдалеке от Петербурга, в Гатчине и Павловске, вне участия в государственных делах, командуя своими „потешным" и малым дворами, листая книги и архитектурные увражи, рожая детей (старших мальчиков Екатерина у него отобрала и воспитывала сама) и мечтая о престоле. Мать, с молчаливого согласия которой был убит его отец, узурпировала императорскую корону, по праву принадлежавшую сыну. Но даже как наследник Павел был существенно обделен Екатериной. Распространялись слухи о его незаконнорожденности, доходили вести, что императрица составила документ, где наследником был назван его старший сын Александр, проводилась „чистка" преданных ему людей из его окружения и из него же вербовались доносчики и соглядатаи. Неотъемлемыми психологическими компонентами „доимператорской" жизни Павла были чувства униженности, подозрительности, неудовлетворенности, мечтательного прожектерства, страха и неуверенности в будущем, отчужденности и собственной потерянности в затянувшемся царствовании матери, наконец, то, что можно назвать „предвкушением будущей мести". Причем не столько лицам, сколько самому режиму, его основам и ценностям. Что касается персон екатерининского окружения, даже особо ненавидимых Павлом, то, когда он достиг власти, крови не было, головы не летели - в основном отставки, высылки в деревню, имущественные конфискации, ритуальные унижения. (Алексею Орлову было приказано идти в процессии торжественного перезахоронения останков Петра III - убийца идет за гробом убитого им). „Российский Гамлет" ограничил возмездие символическим унижением убийцы отца. Памятуя о сказанном выше, может быть, к осмыслению „любимого детища" Павла -Михайловского замка - как дворца и крепости можно добавить скрытую ипостась образа этого сооружения как убежища, труднодоступной обители, где затворник-император в любой момент может отгородиться от мира. Не случайно Михайловский замок назвали „архитектурным автопортретом" Павла I.

Но есть и другая сторона личности Павла. С культурологической точки зрения Павла можно воспринимать как единственного среди Романовых художника на престоле. Это может показаться весьма парадоксальным, но в его человеческой сущности, в образе мышления и стиле действий, в поведении заключался сильно выраженный комплекс правителя-художника. Исходным материалом, подлежащим творческому пересозданию, была Россия, ее нравы, законы, общественное устройство, ее население (его подданные) с их бытом и обычаями. Демиург, творящий новую реальность, привносящий в действительность плоды своего изобретающего разума, дарящий ей проекты коренного или частичного переустройства (в зависимости от масштаба увиденного несовершенства), Павел - несомненно и романтик, и художник. Художник с возможностями и амбициями абсолютного монарха, всевластного самодержца - фигура исторически реальная только на российской почве. На Западе подобного рода порывы умерялись традициями сословных прав, представительских институтов, четким разделением светской и духовной власти, многообразием центров влияния. Восточные правители в соответствии со своей картиной мира своими действиями восстанавливали его изначальную гармонию, не покушаясь на коренные государственные преобразования, поскольку государство мыслилось как часть мироустройства. Поэтому, как это ни покажется странным, мелочность павловских регламентации, неразборчивая импровизация его репрессий, несоизмеримая абсурдность кары и проступков по сути - черты художественного жизнестроительства, определяемые, кроме того, острым самосознанием своих прав как всесильного автократа.

Для художника в творимом им произведении нет мелочей, нет несущественных деталей - значимо все. Поэтому круглая шляпа графа Литты или вечерние загулы петербургских обывателей способны испортить совершенство монаршего творения в не меньшей мере, чем никем не отрегулированная крестьянская барщина (Павел сократил ее до 3-х дней в неделю), казнокрадство и мздоимство чиновников или незастегнутая пуговица на солдатском мундире. В его картине мира нет места ни якобинству, ни башмакам с лентами, ни лицемерию и цинизму екатерининского царствования, ни армейской расхлябанности, ни привилегиям дворянского сословия, ни генералиссимусу Суворову, престиж которого служит „нездоровому" возбуждению общественных страстей. Творимая по произволу художника-самодержца историческая реальность далека от идеала, пока не достроен Михайловский замок, пока потемкинский Севастополь не переименован в Ахтияр, пока цензура не приостановит поток „развратной" иностранной литературы, пока баронесса Строганова обедает не вовремя, а испанский король не наказан объявлением войны за свое „предательское" содействие Бонапарту. Павловская „система" потому самая знаковая в истории императорской России, что в символически ориентированном мышлении монарха любая частность, любая деталь представляют некое целое, некую идею, лежащую в их основе. И это целое есть царский проект, в который должна поместиться российская жизнь от высших государственных, культурных, церемониальных проявлений до бытовой повторяемости повседневности, от архитектурного декора до правильного строевого шага на вахтпараде. Знаково все, отсюда пристальное царское внимание к словам, наименованиям, ритуалам и праздникам, одежде и поведению, наградам и карам.

Символическая значимость идеи, высвечивающейся сквозь мелкий бытовой факт, у „художника" Павла I вела к навязчивому стремлению регламентировать, увязать этот факт с общим строем своего неясного и бессистемного творческого государственного замысла. Любое самое частное, но непредусмотренное, в его понимании, явление должно быть или упразднено, или реорганизовано по, одному Павлу понятным, синтаксическим нормам, иными словами, занять положенное место в строю. Жизненные факты должны быть „отрегулированы" именно в силу своей символической значимости и репрезентативности.

Потому нет ничего удивительного в том, что в Павле бюрократ и романтик, тиран и рыцарь, деспот и прожектер, прагматик и утопист взаимопредполагают друг друга. Теократические наклонности мирно уживаются с просветительскими. Православный царь -одновременно гроссмейстер католического ордена. Масон соседствует с консервативным обскурантом. И наконец, трудно иногда различить, где кончается апологетика чести, честности, искренности и благородства и начинается триумф повседневного и повсеместного человеческого бесправия и униженности перед „лицом" монаршей воли. Павел доводит до сведения графа Панина, „что он ничто иное, как инструмент". Шведскому послу Стедингку в ответ на недоумение, как можно назвать „дураком" такое важное лицо, как Нарышкин, император говорит с хрестоматийной отчетливостью: „Господин посол, знайте, что в России нет важных лиц, кроме тех, с кем я говорю и пока я с ними говорю".

Таково самосознание распорядителя российской жизни, которое заставляло его окружение с волнующей остротой наслаждаться каждым спокойно протекшим днем и которое вовсе не стимулировало естественность, искренность и честность - проявления человеческой натуры, столь ценимые императором. Стремление ловить и получать удовольствие от каждого мига жизни (ибо завтра может случиться отставка, ссылка, крепость) и необходимость носить маску, чтобы уберечься от царской немилости, определили „карнавальный эффект" культуры павловского времени, не раз отмеченный исследователями.

Павел I был умным человеком. Он понимал, что „могущество России будет прирастать" вовсе не Мальтийским орденом. Да и одному из вершителей судеб Европы рыцари ордена Святого Иоанна Иерусалимского вовсе не были нужны как действенный инструмент внешней политики. Не было у Павла и серьезных намерений открыть католицизму дверь в Россию. Хотя в какой-то мере он ее „приоткрыл". В „мальтийстве" Павла проявились амбиции недавнего царского изгоя, только что вышедшего „из тени", стремления явить себя „городу и миру" (России и Европе) в уникальном единстве царя и сакрального лица, стать медиатором между мощью Российской империи и исторически древней, этически значимой традицией средневекового рыцарства, между двумя христианскими конфессиями. Короче, занять совершенно особое место в „чреде" российских монархов и выделиться на фоне современных европейских правителей.

С другой стороны, „художнику" Павлу гроссмейстерство не могло не импонировать возможностью свершить символически значимый исторический жест, замеченный всеми, обогатить театральность, ритуальность и декоративность своей культуры непосредственно привнесенными западными образцами с их своеобразной эстетикой и почтенной генеалогией. А может быть (чем черт не шутит), выйти на европейский простор со своими творческими жизнеустроительными планами, „подонкихотствовать" на европейском культурном поле.

В характере и натуре Павла, помимо общей художественно-демиургической направленности, было много конкретных черт, которые часто ассоциируются с детьми и художниками. Одну из них проницательно отметили авторы последней книги о Михайловском замке. Павел, как заказчик и в значительной мере автор Михайловского замка, часто стремился непосредственно заимствовать некоторые архитектурные решения - Капраролы, Шантийи, Сан-Суси - применительно к возводимому в Петербурге ансамблю. „Хочу такую же" - так можно сформулировать это его „детское" желание. Отметили авторы и особую чувствительность царя, долгую память о поразивших его художественных впечатлениях. К этому можно было бы добавить спонтанную реактивность его характера, нетерпеливость и непоследовательность поведения, непредсказуемость его решений и реакций, резкую смену настроений. Все это наложило определенный отпечаток на его правление.

Как художник на троне Павел оказался, скорее, созидателем событий, а не развития, отдельных акций, а не продуманной стратегии, автором запоминающихся жестов и часто экстравагантных решений, а не творцом системы основ для дальнейшего движения России. Он сделал много полезного и нужного для Отечества. Но когда Ростопчин почему-то считает необходимым сообщить великой княгине Екатерине Павловне, что „отец ее был бы равен Петру Великому по своим делам, если бы не умер так рано", то умелый царедворец существенно перебирает. Соотношение между ними примерно такое: Петр построил Петербург, Павел - Михайловский замок. Петр „своротил" Россию на новый путь, заложив своими реформами, законами, учреждениями многообразные основы для развития страны. Начинания Павла были недолговечны, и ничто не говорит о том, что в дальнейшем он сумел бы приобрести историческую прозорливость Петра или государственную мудрость Екатерины.

Петр при всей кровавой цене своих свершений имеет репутацию героя российской истории. Павел же как реальная историческая фигура и по особенностям биографии, и по качествам личности, и по стилю правления является „готовым" литературным персонажем, не нуждающимся в эстетической аранжировке.

Как художник на престоле Павел „сотворил" многое вовсе не насущно необходимое, но художественно и культурно ценное для России. Это, в частности, и уникальный Михайловский замок, и эстетически значимые мальтийские культурные „вкрапления" в российскую историю.

Поэтому, не забывая о „беспределе", приведшем Павла к гибели, будем благодарны ему за то, что этот волевой и неугомонный император успел сделать для российской культуры.

Марк Петров. 1998 г.

August 7th, 2016

О персоне Павла Первого

Его законоучителем был Отец Платон (Левшин) — один из образованнейших людей своего времени, будущий митрополит Московский. Митрополит Платон, вспоминая об обучении Павла, писал, что его «высокий воспитанник, по счастью, всегда был к набожности расположен, и рассуждение ли или разговор относительно Бога и веры были ему всегда приятны».

Образование цесаревича было лучшим, какое можно было получить в то время.

Вот список книг, с которыми знакомился великий князь: произведения французских просветителей: Монтескье, Руссо, Д"Аламбера, Гельвеция, труды римских классиков, исторические сочинения западноевропейских авторов, произведения Сервантеса, Буало, Лафонтена. произведения Вольтера, «Приключения Робинзона» Д. Дефо, М.В. Ломоносов.

В литературе и театре Павел Петрович знал толк, но больше всего любил математику. Воспитатель С.А. Порошин высоко отзывался об успехах Павла Петровича. Он писал в своих "Записках":

"Если бы его высочество человек был партикулярный и мог совсем предаться одному только математическому учению, то бы по остроте своей весьма удобно быть мог нашим российским Паскалем".

Павел Петрович и сам чувствовал в себе эти способности. И как человек одаренный, он мог иметь обыкновенное человеческое желание развивать в себе те способности, к которым тянулась его душа. Но он не мог этого делать. Он был наследник. Вместо любимых занятий, он вынужден был присутствовать на долгих обедах, танцевать на балах с фрейлинами, заигрывать с ними. Атмосфера почти откровенного разврата во дворце угнетала его.

Прибывший из Англии известный доктор прививает оспу Павлу Петровичу. Перед этим проводит детальное обследование Павла. Вот его заключение:

"... я с радостью убедился, что великий князь был прекрасно сложен, бодр, силен и без всякого природного недуга. ...Павел Петрович... росту среднего, имеет прекрасные черты лица и очень хорошо сложен... он очень ловок, приветлив, весел и очень рассудителен, что не трудно заметить из его разговоров, в которых очень много остроумия".

Первая супруга наследника, Великая княгиня Наталья Алексеевна, принцесса Гессен-Дармштадтская,умерла при неудачных родах.

Вторая жена, Мария Федоровна (Вюртембергская принцесса София- Доротея- Августа) родила Павлу Петровичу 10 детей, из которых лишь один умер в младенчестве, а из 9 оставшихся двое, Александр и Николай, сделались российскими самодержцами.

Когда в 1777 году у них родился первенец, Екатерина II нанесла сильный удар душе Павла Петровича - доброму семьянину и не дала ему стать счастливым родителем.

Екатерина II только издали показала родителям рожденного мальчика и унесла его к себе навсегда. Так же она поступила и с другими его детьми: сыновьями Константином и Николаем и двумя дочерьми.

Вскоре после смерти императора Павла Первого в Германии вышла первая в истории книга о нем. Вскоре появился и русский перевод - "Жизнь Павла Первого, Императора и Самодержца Всероссийского." Писанная на немецком языке Российской службы офицером (перевёл В.С. Кряжев). Москва, 1805, в привилегированной типографии Кряжева и Мея.

«С начала его царствования, - пишет автор, - мудрость подкреплялась властию, и народ, чувствовавший блаженство свое, любовью и благодарением жертвовал благотворителю своему. Благомыслие и великодушие были прирожденные ему добродетели и не могли затменены быть горячностью».

Политика Павла Первого:

Ослабление позиций дворянства - например, были введены телесные наказания за убийство, разбои, пьянство, разврат, служебные нарушения. В 1798 году Павел I запретил дворянам, прослужившим офицерами менее года, просить отставку.

Манифестом о трёхдневной барщине Павел запретил помещикам отправление барщины по воскресным дням, праздникам и более трёх дней в неделю.

Была отменена разорительная для крестьян хлебная повинность и прощена недоимка подушной подати.

Началась льготная продажа соли. Из государственных запасов стали продавать хлеб, чтобы сбить высокие цены. Эта мера привела к заметному падению цен на хлеб.

Было запрещено продавать дворовых людей и крестьян без земли, разделять семьи при продаже.

В губерниях было предписано губернаторам наблюдать за отношением помещиков к крестьянам. В случае жестокого обращения с крепостными губернаторам было предписано докладывать об этом императору.

Восприятие Павла потомками весьма предвзято. В дореволюционной, а потом и советской историографии выпячивались в основном только негативные стороны его правления.

________________________________________ _________________________________
ошибка Екатерины Великой - "Указ о вольности дворянской" и игры с французским Просвеением, в результате чего российское дворянство заразилось масонством, пародирующим средневековое рыцарство, отрицая его кодекс

Самодержавие император Павел 1 признавал лучшей формой правления, соединяющий в себе силу законов и скорость власти одного лица.

Реформы Павла I не были скоропалительные и незрелы . Устраненный полностью своей матерью от участия в управлении государством, все свое свободное время наследник посвящал изучению права, экономики, положению дел в государстве. За годы вынужденного бездействия он подготовил продуманную программу реформирования России, которую начал спешно реализовывать при своем восшествии на престол, реализовал энергично и стремительно, будто чувствовал, что ему времени отпущено мало.

Регламентирующее начало коснулось и церкви. Расширяется власть вышестоящих иерархов на подчиненных им лиц. Ассигнуется значительная сумма для поддержки главной российской святыни - Троице-Сергиевской лавры. В Петербурге и Казани открываются духовные академии, церковь оставалась составной частью государственных учреждений, могла «учить понятию о Боге в прямом смысле, а не по суеверию». Павел I значительно улучшает материальное положение духовенства, способствуя поднятию нравственного уровня и авторитета его в народе. По его личному почину Святейший Синод вводит награждение духовенства золотыми наперсными крестами. До революции на обратной стороне синодального креста стояла буква «П» - инициал имени Императора Павла Петровича . Он же первым награждает духовенство светскими орденами, открывая тем для духовного сословия доступ к потомственному дворянству.

Павел всеми силами и средствами стремился доказать, что честь и благородство - категории вечные и не может быть таких времен, когда они утрачивают свою ценность. А если такие времена и наступают, то дело правителя исправить ситуацию, истребляя всяческую нечистоту. Одним из ярчайших деяний, предпринятых Государем в этом направлении было приобщение, как его самого, так и его подданных к традициям древнего мальтийского ордена.

§5. Император Павел I и Мальтийский орден

Закрывая масонские ложи, государь предусмотрительно позаботился о создании им альтернативы, способной уже на созидательных христианских началах заполнить досуг в светской общественной жизни. Поскольку в «романтический ХVIII век» люди вступали в ложи, часто лишь отдавая дань моде, проводя свободное время и увлекаясь более внешней, ритуально стороной с ее рыцарской символикой, чем туманной для непосвященного масонской идеей, то император Павел учредил Великое Русское Православное Приорство древнейшего рыцарского Ордена Иоанна, Крестителя Господня.

Здесь необходимо отметить, что причиной принятия Павлом 1 титула Великого Магистра (что так же явилось развитием политики его матери) было его глубочайшее понимание высокого Служения идеи Православного Самодержавия. Возглавив древнейший в Европе рыцарский орден, объединявший в себе цвет всей европейской аристократии, Павел 1 стремился показать миру издревле признаваемое христианством служение императора как Вселенского Базилевса, и как Удерживающего тайну беззакония, равно как и «Внешнего Епископа Церкви», объединявшего народы для противостояния богоотступничеству (апостасии). Амвросий, архиепископ Казанский, в своем слове об императоре Павле сказал: «Приняв звание Великого Магистра Ордена св. Иоанна Иерусалимского, ты открыл в монаршеской особе своей общее для всех верных чад Церкви Прибежище покров и заступление».

Ныне некоторые богословствующие писаки проявляют ревность не по разуму, объявляя мальтийский крест - масонским (а порою и сатанинским) символом, находя его связь со свастикой III Рейха . По-видимому, авторы малосведущие в истории развития и традиций употребления древнехристианской, византийско-русской и западноевропейской духовной символики.

Мальтийский крест имеет свои прообразы в Священном Писании. Библейский праотец и патриарх Иаков пророчески почтил Крест, когда «верою поклонился, - говорит Апостол Павел, - на верх жезла своего» . Вот поэтому сегодня над рукоятием архиерейского жезла имеется крест, «ибо крестом мы, - пишет святой Симеон Солунский, - путеводимся и пасемся, запечатлеваемся, детоводимся и, умертвивши страсти, привлекаемся ко Христу» .

Кроме всегдашнего и повсеместного церковного употребления, это форма креста, к примеру, была официально принята орденом святого Иоанна Иерусалимского, обосновавшимся на острове Мальта и открыто боровшимся против масонства, организовавшего, как известно, убийство Российского Императора Павла Петровича - покровителя мальтийцев. Так появилось наименование - «мальтийский крест».

Именно такая форма Святого Креста определила высшую великую награду Российской Империи - Георгиевский Крест. Все, кто награждался крестами святого Георгия Победоносца всех четырех степеней, именовались, как известно, «георгиевскими кавалерами». Наивно полагать, что все его награжденные были масонами.

Покровительство Ордену было обусловлено и стратегическими интересами: имея военную базу на острове Мальта, Россия получала выход на Средиземное море.

Сам же Орден, от начала имевший антимасонскую направленность, на момент принятия Павлом 1 предложенного ему самими Мальтийцами титула Великого Магистра уже не был ни чисто католическим (поскольку с вхождением в орденские владения в конце ХУ11 столетия Острожского майората, в Орден уже был открыт доступ Православным христианам), ни чисто монашеским, так как уже ранее многие рыцари получали разрешение от обета безбрачия, т.е. перестали быть монахами.

Рыцари Иоанниты имели право самостоятельно избирать Магистра, который обладал не только духовным саном, но и титулом светского монарха. Титул светлейшего владетельного князя вручался не от Папы, а от Императора Священной Римской Империи, коим являлся германский император. По сути дела, Папа лишь формально утверждал избранного рыцарями Магистра, и император Павел 1 мог обращаться за утверждением своего избрания к Папе Пию не как к духовному главе католического мира, а как юридическому светскому владетелю (владетелю «Патримония святого Петра» по, так называемому, «Константинову дару» - завещанию, оставленному якобы святым равноапостольным императором Константином Великим для Римской кафедры), отдавая дань древним традициям Ордена. Кроме того, император, будучи православным христианином, окончательно отметил с установлением Великого Российского Приорства и освобождением всех рыцарей от обета безбрачия былой статус Ордена как духовного, монашеского и католического и превратил его в рыцарско-корпоративный.

Государь хотел модифицировать Мальтийский Орден, в своего рода, политическую партию, целями которой было бы претворение в жизнь благородных идеалов христианства и служение ближнему по заветам Спасителя. Через несколько десятилетий, после его гибели эти идеи частично реализовались в создании Международного Красного Креста.

Такими необычными мерами император Павел 1 стремился укрепить, как он полагал, Православную Церковь и преодолеть разрыв между Церковью и обществом, возникший после Петровского Духовного Регламента. Обмирщению - общества было также противопоставлено единство духовного и государственного начал в Ордене, где дворяне приносили рыцарские обеты служения Церкви и Государю .

Принять Мальтийский орден на территории России Павел I решил сразу, как только его члены стали искать протекции, предвидя наступающее пришествие Наполеона.

Мальта была сдана французскому императору без боя, и уже за несколько недель до капитуляции многие рыцари ордена пребывали в России. В 1798 году российский император был избран Великим магистром. Это не имело прецедентов в истории, поскольку человек православного вероисповедания не мог стать столь значительной фигурой в одном из главных католических духовных орденов. Но до сих пор Павел I c пометкой de facto включен в список Великих магистров Мальтийского ордена.

Орден Святого Иоанна Иерусалимского, который Павел I учредил в России, не мог органично встроиться в систему взглядов дворянского сословия. Для прогрессивной части общества он был странным анахронизмом. Члены многочисленных масонских лож не принимали его в силу разногласий по вопросам отношения к церкви. В среде консервативной части русского дворянства обращение православного императора к католическому рыцарству, тем более, вряд ли могло найти отклик.

Тем не менее, систему иерархии Мальтийского ордена Павел I частично слил с системой государственных чинов Российской империи. Реликвии госпитальеров (икона Филермской божией матери, частичка животворящего креста и правая рука Святого Иоанна) оказались в Гатчине, а потом и в Церкви Спаса Нерукотворного у Зимнего дворца. Мальту не просто официально приняли под протекторат, но даже намеревались сделать российской губернией, о чем поступил указ государя в Академию наук.

Форпост на Средиземном море был выгоден российскому императору геополитически. Поэтому ссылаться на одни только симпатии Павла I к средневековым рыцарским идеям в обосновании защиты Мальтийского ордена было бы в корне неверно.

Однако, уже с самого начала появления «мальтийцев» при дворе высшие чины Российской империи в еще большей степени перестали пытать симпатии к без того непопулярному Павлу I.

Убийство Павла I

Императора пытались убить несколько раз. Одним из первых раскрытых заговоров был заговор Канальского цеха в Смоленске. Материалы следствия были уничтожены, а участники группировки сосланы на каторгу, но сведения об этом сохранились в других источниках. Слухи о заговоре против царя распространялись в петербургских казармах и дворянских собраниях. После того, как Мальта перешла к англичанам, они стали все чаще находить общий язык со столичными и московскими масонами, которые были все более недовольны запретом на деятельность лож.

Играли свою роль и экономические факторы. Члены Мальтийского ордена стали кормиться с российских поместий. Российскому дворянству, в свою очередь, грозила потеря рынков сбыта в Англии. Поэтому в очередном заговоре против Павла I участвовали уже не только английский посол, но и глава тайной полиции Пален, и находившийся в доверительных отношениях с императором генерал Федор Уваров, и, по некоторым данным, Голенищев-Кутузов. Всего количество заговорщиков составило более сотни человек, которые представляли цвет российского дворянства. В марте 1801 года Павел I был убит в своей спальне. Историками не принято напрямую связывать убийство российского императора с его протекторатом над Мальтийским орденом.

Ксения Жарчинская

О персоне Павла Первого

Его законоучителем был Отец Платон (Левшин) — один из образованнейших людей своего времени, будущий митрополит Московский. Митрополит Платон, вспоминая об обучении Павла, писал, что его «высокий воспитанник, по счастью, всегда был к набожности расположен, и рассуждение ли или разговор относительно Бога и веры были ему всегда приятны».

Образование цесаревича было лучшим, какое можно было получить в то время.

Вот список книг, с которыми знакомился великий князь: произведения французских просветителей: Монтескье, Руссо, Д"Аламбера, Гельвеция, труды римских классиков, исторические сочинения западноевропейских авторов, произведения Сервантеса, Буало, Лафонтена. произведения Вольтера, «Приключения Робинзона» Д. Дефо, М.В. Ломоносов.

В литературе и театре Павел Петрович знал толк, но больше всего любил математику. Воспитатель С.А. Порошин высоко отзывался об успехах Павла Петровича. Он писал в своих "Записках":

"Если бы его высочество человек был партикулярный и мог совсем предаться одному только математическому учению, то бы по остроте своей весьма удобно быть мог нашим российским Паскалем".

Павел Петрович и сам чувствовал в себе эти способности. И как человек одаренный, он мог иметь обыкновенное человеческое желание развивать в себе те способности, к которым тянулась его душа. Но он не мог этого делать. Он был наследник. Вместо любимых занятий, он вынужден был присутствовать на долгих обедах, танцевать на балах с фрейлинами, заигрывать с ними. Атмосфера почти откровенного разврата во дворце угнетала его.

Прибывший из Англии известный доктор прививает оспу Павлу Петровичу. Перед этим проводит детальное обследование Павла. Вот его заключение:

"... я с радостью убедился, что великий князь был прекрасно сложен, бодр, силен и без всякого природного недуга. ...Павел Петрович... росту среднего, имеет прекрасные черты лица и очень хорошо сложен... он очень ловок, приветлив, весел и очень рассудителен, что не трудно заметить из его разговоров, в которых очень много остроумия".

Первая супруга наследника, Великая княгиня Наталья Алексеевна, принцесса Гессен-Дармштадтская,умерла при неудачных родах.

Вторая жена, Мария Федоровна (Вюртембергская принцесса София- Доротея- Августа) родила Павлу Петровичу 10 детей, из которых лишь один умер в младенчестве, а из 9 оставшихся двое, Александр и Николай, сделались российскими самодержцами.

Когда в 1777 году у них родился первенец, Екатерина II нанесла сильный удар душе Павла Петровича - доброму семьянину и не дала ему стать счастливым родителем.

Екатерина II только издали показала родителям рожденного мальчика и унесла его к себе навсегда. Так же она поступила и с другими его детьми: сыновьями Константином и Николаем и двумя дочерьми.

Вскоре после смерти императора Павла Первого в Германии вышла первая в истории книга о нем. Вскоре появился и русский перевод - "Жизнь Павла Первого, Императора и Самодержца Всероссийского." Писанная на немецком языке Российской службы офицером (перевёл В.С. Кряжев). Москва, 1805, в привилегированной типографии Кряжева и Мея.

«С начала его царствования, - пишет автор, - мудрость подкреплялась властию, и народ, чувствовавший блаженство свое, любовью и благодарением жертвовал благотворителю своему. Благомыслие и великодушие были прирожденные ему добродетели и не могли затменены быть горячностью».

Политика Павла Первого:

Ослабление позиций дворянства - например, были введены телесные наказания за убийство, разбои, пьянство, разврат, служебные нарушения. В 1798 году Павел I запретил дворянам, прослужившим офицерами менее года, просить отставку.

Манифестом о трёхдневной барщине Павел запретил помещикам отправление барщины по воскресным дням, праздникам и более трёх дней в неделю.

Была отменена разорительная для крестьян хлебная повинность и прощена недоимка подушной подати.

Началась льготная продажа соли. Из государственных запасов стали продавать хлеб, чтобы сбить высокие цены. Эта мера привела к заметному падению цен на хлеб.

Было запрещено продавать дворовых людей и крестьян без земли, разделять семьи при продаже.

В губерниях было предписано губернаторам наблюдать за отношением помещиков к крестьянам. В случае жестокого обращения с крепостными губернаторам было предписано докладывать об этом императору.

Восприятие Павла потомками весьма предвзято. В дореволюционной, а потом и советской историографии выпячивались в основном только негативные стороны его правления.

_______________________

На тему Мальтийского Ордена и его отношения к России мы можем порекомендовать роман "Мальтийская цепь" М.А.Волконского

Михаил Николаевич Волконский (1860—1917) — «русский Дюма», как называли его современники, написал более двадцати исторических романов и повестей. Представитель старинного рода, ведущего свое происхождение от Рюрика, князь Волконский был хорошо известен не только как непревзойденный романист, но и как талантливый драматург и издатель знаменитой «Нивы». В основе увлекательных произведений писателя — неофициальная история России, сплетающаяся из множества интриг, тайн, приключений и мистики. Роман «Мальтийская цепь» повествует о последних годах царствования Екатерины II и сменившем ее на троне Павле I, который обрисован автором весьма уважительно и благожелательно.

Аудиоверсия романа "Мальтийская цепь"

Статьи по теме